ИСКУССТВО МОЛОДЫХ 2017

РУССКИЙ РЕАЛИЗМ КАК ИДЕЯ

Так случилось, что термин, обозначивший одну из очередных европейских стилистических мод, завершившей классический период великой западной цивилизации, в России стал словом, означившим реальность зримого проявления томивших культуру национальных интуиций. Кристаллизовавшийся к середине XIX века русский реализм окончательно одолел некогда навязанное косноязычие и обрел формы для воплощения сути народного бытия. Реализм органично сроднил родовые начальные духовные и душевные начала русскости с европейским обличьем, что, собственно, и позволило Федору Михайловичу Достоевскому утвердить в «пушкинской» речи «всемирную отзывчивость русской души».
Сегодня многое, если не все, принято рассматривать как проект – «монархический», «советский» и прочие, вплоть до мелко частных. Но русский реализм не проект, он – идея, требующая верного, стойкого служения. В очередной, не лишний раз, напоминаешь, что сам термин возник результатом средневековых схоластических споров между номиналистами и реалистами, в котором последние отстаивали, утверждали первичность идей, материализующихся через иерархичность последовательных эманаций. Основные идеи, позволяющие художнику быть русским – вера; кровная сродненность с почвой; совестливая социальность. Позволю пространно процитировать точное наблюдение современного исследователя социотектоники культуры Натальи Цой: «Реалистическое искусство впервые открывает, что реальность не дана раз и навсегда, что ее образ постоянно находится в центре общественных противоречий. Демократические истоки реалистического искусства превращают выставочное пространство в публичные дебаты о современности, предотвращая преждевременный захват этого понятия в руках тех или иных социальных множеств. Именно в России XIX века реалистическое искусство впервые обретает институциональную форму в выставках передвижников, что так и не удалось сделать Г. Курбе, коорый остался верен анархо-индивидуалистическому духу, не сумев организовать коллективной художественной практики. Передвижники же сочетали в себе как новый тип консолидации художников, так и новый тип организации выставочной деятельности. В их программе европейский салон, с его публичной, но деидеологизированной выставочной культурой органически соединился с формами ангажированной политической работы товарищества. Европейский салон мог культивировать художественную автономию, принося любую политическую позицию в жертву формальным новациям, что в итоге привело к возникновению языка зрелого модернизма. В России же практика публичной демонстрации искусства изначально была идейной и коллективной, а автономия искусства – вторичной. Передвижники показали, что реализм в России является синонимом современного (в смысле modern), потому как в нем современность мыслится политически — как вопрос общественного и идеологического характера. Только с учетом этой археологии современности в России можно понять характер последующих художественных эпох… При всей своей стилистической и морфологической разрозненности, все значимые достижения художественной жизни в конце XIX – начале XXI веков отмечены неавтономным характером художественного произведения.
В России не сложилось буржуазного института искусства, укорененного в «незаинтересованном восприятии» и фланерстве слепого к идеологии зрителя. Наоборот, прогрессивный характер искусства исполнял все то, о чем европейское сознание могло только мечтать, включая уничтожение мещанского духа «независимого» искусства. Начиная с середины XIX века, русское искусство – искусство остросоциальное и идейное».
Действительна и очевидна врожденная тяга русских художников к общей славянофильски-соборной, толстовски-роевой, коллективистской объединенности, позволяющей одолеть броуновский индивидуалистический хаос, собрав художников – неизбывных честолюбцев – если и не в ядерную массу, то для начала в некую туманность, а затем по мере усиления гравитационных притяжений, в «центры силы» с явной идеократической программностью. Вторая выставка «Притяжение реализма» как раз и свидетельствует об оформлении нового круга художников, чувствующих внутреннее родство в смыслах своего дела, так и в формах их – смыслов – зримого воплощения. Выставки «Притяжение реализма» объединяют не только художников, но, прежде всего, их «правды», формующие рродственную истину. Стремление к единению не исключает полемичности, плодотворных противоречий уже даже не отдельных мастеров, но и образовавших их школ. У основания, надеемся, все же «притягательной» идеи, а не очередного, пусть и благого проекта, стоят воспитанники Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова и приглашенные к участию во второй выставке художники «суриковской» академической традиции. Выставка на новом витке реинкарнирует периодичное стремление к сроднению «петербургских» и «московских» особостей, чьи притяжения и отталкивания, та самая «цветущая сложность» Константина Леонтьева, вот уже два века плодотворит русскую жизнь-культуру. Петербургская по изначальной природе идеология «высокого мастерства» и изначальная любовь москвичей к вольной «неприкаянности» — это не «реализм без берегов» Роже Гароди, а, опять же надеешься, неиссякаемое соответствие реализма «духу времени».
Не имея возможности хотя бы кратко сказать о каждом из участников общего дела, радуясь их нескудному числу, выделяешь Виктора Маторина, не удовлетворенного собственной творческой успешностью, а пассионарно сосредоточенному на идее собирания верных, не впавших в алармистское уныние.
Современный реализм весьма многообразен в своих обличьях, сохраняя и родовую наследственность от «критического», «магического»…, до пока отреченно третируемого «социалистического» и иных прошлых ветвлений, обретая новые определения и, прежде всего, ставшее почти главным для сегодняшнего дня – «романтический». В этом видится не словесная эквилибристика, а попытка связать явления культуры с подспудной тектоникой русской жизни. Очевидна «волновая» периодизация укрепления реализма не как стилистики, а как мироощущения и мировидения в периоды «русских сосредоточений» (помня фразу знаменитой дипломатической депеши канцлера А.М. Горчакова – «Россия сосредотачивается»). «Сосредоточения» неизбежны в периоды нарастающей изоляции России, смертельно опасных внешних давлений, побуждающих переходить от теоретических обсуждений возможностей «особого русского пути» к практике становления на него. Именно в эти этапные времени русской особости реализм становится жизненно важен и как идея, и как не скудеющая национальная реальность.

Сергей Гавриляченко

ПРИТЯЖЕНИЕ РЕАЛИЗМА 2016

История свидетельствует, что реализм в русском искусстве не некий модно-переменчивый стиль, а обретенное воплощение неявно пронизывающей мироустройство гармонии и проявление потаенных смыслов национального бытия. Привыкая связывать реализм исключительно с жизнеподобием, часто забывается о первооснове термина, родившегося в схоластических диспутах поздних платоников-реалистов с последователями Стагирита номиналистами. Первые отстаивали главенство идей, предопределяющих неиссякаемое многообразие последующих материализаций. К чему вспоминать о столь давних спорах? К тому, что иноязыкое слово не просто сроднилось с русской культурой, а обрело в ней абсолютную осмысленную полноту. Раньше с очевидностью утверждалось – русский, значит православный. Подобное замечаешь и за художниками, считающими себя русскими. Практически все они убежденные реалисты.

Какие же идеи олицетворяет русский реализм? Не единожды отмечалось, что славянское постижение мира ближе к переживанию, чем к рассудочности. Именно реализму, одолевшему к середине XIX века навязанное косноязычие, оказалось по силам прочувствовать и трагедийность родового бытия и его совершенство, растворенное в корневом жизненном укладе, в окружающей природе. Пейзажность – сущностная черта русского реализма, связывающая сюжет с волнениями души. Вторая обязательность русского реализма – воплощение увиденного через цветовую, колористическую гармонию. Третья обязательность – ясность, исключающая эзотеризм, отделяющий гения от толпы, посвященных от черни; ясность, исключающая дискурсивный морок; ясность, подобная проповеди, стремящаяся придать трудно постижимому образность, открывающуюся красоту истины, позволяющая увидеть истинную красоту. Достойные реалистические произведения не чураются простоты узнавания, но далеки от примитивной дидактики, натуралистической фотофиксации, бесхитростной нарративности. Великие же творения настолько волнуют, захватывают переживанием, что только несколько успокоившись, не единожды возвращаешься к ним, начинаешь отдельно любоваться недосягаемым подлинным формотворчеством, превосходящим очищенные от нравственных смыслов пробирочные постмодернистские экзерции.

Для прибывающих в линейном времени, уверенных в однонаправленно прогрессивном, исключающем вечность развитии, стиль, заместивший классицизм и романтизм, исчерпал себя к концу XIX века, уступив очередь импрессионизму и авангарду. Но наша история не подиум, и если хоть на мгновение оглянуться, то окажется, что русским реализмом сменилась не очередная привнесенная мода, а подлинное искусство, отзывчивое к подспудным почвенным токам, нашли форму отражения и разрешения грандиозных тектонических сдвигов всей русской жизни. Становление реализма не случайно одновременно сосредоточению России (по точному слову канцлера А.М. Горчакова), сосредоточению после унизительного поражения в Крымской войне, указавшего место России за пределами «цивилизованной» Европы; сосредоточения, породившего Великие реформы и пробудившего национальную культуру, отчасти реализовавшему мечтания о возможности особого самодостаточного цивилизационного пути. И в последующие тяжелые, не исключая сегодняшние, времена реализм дает надежду искусству обрести подлинную значимость, превосходящую примитивно-самодовольное потребление культуры.

Вечная современность реализма в периоды неизбежных сосредоточений становится своевременностью. В различные периоды для объяснения сути и своевременности возникали определения: критический, оптимистический, социалистический, суровый, романтический…, связывавшие реализм с ситуативностью времен и эпох, с внутренними стилевыми течениями. Реализм сегодняшнего «дня и часа», сохраняя многие наследственные черты, весьма многообразен. Внимательному зрителю в радость видеть, как из кажущегося броуновского хаоса сиюминутности кристаллизуются «центры силы» — отдельные объединения художников, родственных в своих представлениях о сути и смыслах современного классического искусства, о его идеократическом влиянии на социум.

Выставка «Притяжение реализма» соединила художников из Санкт-Петербурга — Николая Блохина, Владимира Якобчука, Геннадия Бернадского, Андриана Берснева, Илью Овчаренко, Александра Погосяна и москвичей — Алексея Морозова, Евгения Кравцова, Владимира Черного, Александра Косничева, Николая Сидорова, Станислава Москвитина, Игоря Наскалова, Александра Афонина, Юрия и Алексея Кротовых, Сергея Зубцова, Дмитрия Слепушкина, Владимира Штейна, Игоря Лапина, Олега Штыхно, Виктора Маторина, Ольгу Долгую, Константина Зубрилина, Валерия Белых, Анну Боганис, Наталью Кондратьеву, Дмитрия Пермякова, Василия Худякова, Дмитрия и Эльвиру Петровых. Их роднит классическое образование, полученное в ведущих академических институтах, носящих имена Ильи Ефимовича Репина, Василия Ивановича Сурикова и академии Ильи Сергеевича Глазунова. Их роднит вера в возможность «больших» тем в искусстве, «больших» жизненно важных объединяющих идей, реализующихся в форме «большой картины», не искорененно сохранившейся, пожалуй, только в русском искусстве. Большинство участников давно известны любящим отечественное классическое искусство. Оттого особый интерес представляет единение сильных самодостаточных мастеров, их желание манифестировать цельность. У выставки «Притяжение реализма» есть еще одно значение. Ею открывается год 2016 – год 145-летия Первой Передвижной выставки – символа первого русского сосредоточения. Помня родовую историю, с особым интересом-надеждой всматриваешься в произведения потянувшихся к объединению наших современников реалистов.

Сергей Гавриляченко