Главная страница → интервью с художником
интервью с художником
Я с детства много рисовал. В школе учительница по рисованию обратила внимание на мои работы - считала, что есть талант, и помогла мне с выбором художественной школы. Окончив художественную школу, я поступил в Пензенское художественное училище. Это очень сильная школа. Училище придерживается реалистического направления, в нем учились и работали очень интересные художники. Они своим примером показали, что значит живопись, и создали настоящую школу. Первый ректор училища был передвижник Савицкий, затем Горюшкин - Сорокопудов. Благодаря своему основателю, в нем изначально присутствовала преемственность классической школы живописи. Во время учебы у меня сложился круг друзей, с которыми мы ездили в Москву, в Питер на разные интересные выставки. Мы знали все музеи, все выставки, не пропускали ни одного интересного события. Мы хотели учиться и стать как Репин, Суриков, Серов, Врубель, Грабарь. Все это было впитано в процессе учебы, мы ориентировались на высокое искусство этих художников, живой интерес к их творчеству витал среди преподавателей и передавался студентам.
Оканчивая училище, я уже знал, что примерно собой представляет Академия Глазунова и Суриковский институт. Выпускники Пензенского училища уже ездили в Москву, и поступали в академию. Я понял, что у меня действительно есть шанс туда поступить. А значит, есть шанс стать хорошим художником. Там для этого есть все условия.
Нет, поступить в академию было не просто, я поступил со второго раза. Поступив, я поехал с первым курсом на практику - это Олег Суперека, Володя Самсонов, Сергей Чикуньчиков, Дима Евтушенко. Каждый день, находясь в академии, живя в этой интересной среде, которую создал Глазунов, я понимал, что это мое, это моя среда, это ребята, которые приехали со всех уголков нашей страны, это все мои родственники по духу, по какому – то внутреннему пониманию искусства и любви к нему. Это - мои друзья. Самсонов приехал с Николаева, Паша Попов - с Украины, и много- много интересных людей я там встретил. И преподаватели были такие же молодые: как мы, практически.
В академии вопрос «А хочу ли я быть художником?» ни у кого не возникал. Поступил - уже все. Но по окончании академии передо мной опять встал вопрос: действительно ли я хочу стать художником? Это сложный, тяжелый путь, по которому не каждый может пройти. Для этого нужно постоянно работать, постоянно писать, постоянно учиться и трудиться, а еще и зарабатывать. Сегодня я могу сказать, да – я художник. Художник – это не профессия, художник – это образ жизни. Поэтому чтобы стать художником, нужно принять некий образ жизни, и приняв его, нужно еще выжить и жить именно так, как живет художник.
В Академии я обязан своим художественным образованием очень многим. Это Иван Ильич Глазунов, конечно Илья Сергеевич Глазунов, Олег Федорович Штыхно, Какуев Борис Николаевич, Михаил Юрьевич Шаньков, Виктор Викторович Шилов. Учеба в Академии - это был этап – яркий, интересный.
Я люблю Москву, и здесь я нашел свое место, в котором черпаю вдохновение. Измайлово стало для меня малой родиной. Я много лет здесь работаю, у меня в непосредственной близости находится мастерская. Многие художники после академии, института, получив образование, понимают, что для них является вдохновением. Кто-то едет на север, кто-то на юг или восток, кто-то в Америку. И каждый находит этот вот источник, родник, где он черпает живительную воду. Я прикипел к Москве и не могу от нее оторваться. И моя тема здесь. Измайлово стало моей темой, вот этот вот Измайловский остров. Я готовлю сейчас выставку на сентябрь месяц, которая будет называться «Мой остров сокровищ». Отыскивая свое пространство, я недавно понял, что оно давно у меня есть – вот оно, это место, которое вдохновляет меня на мои работы, которые я за последний год написал. Измайлово – это и история, и пейзаж, и тишина, и природа. Все здорово. Здесь мне очень нравится. На сегодняшний день мой источник вдохновения - это Измайлово.
Каждый день стараюсь. Но, кроме того, что я художник, сейчас я стал еще и куратором Галереи «Измайлово», поэтому на мне сейчас дела как выставочной деятельности, так и общие вопросы.
Да, мое творчество связано с историей. Но когда я пишу этюд не обязательно, чтобы там была история. Очень важно передать отношения, ощущение пленэра, чтобы появились новые краски - это ведь не только история. Но, конечно же, те места, куда тянет, связаны с историей. Меня не тянет в спальный район написать многоэтажки, хотя конечно там тоже есть пленэр, есть краски. Меня всегда тянет туда, где есть чувство, что «вот она – история». В таких местах есть некая энергетика. Когда я вижу, что вещь подлинная, например, в Измайлово Смотровая башня 17 века, и я иду по ее коридорам, то чувствую, что тут много лет назад тоже ходили люди. Вот эти стертые ступеньки, перила, оставшийся кусок старого гвоздя - люди все это трогали несколько веков назад. Это создает ощущение, которое для художника дает определенный импульс, толчок для будущих картин.
Да, я могу сказать, что я – сложившийся художник. Но не потому, что 10 лет учился, а потому, что, обучаясь, делая различные задания, стал самостоятельным. Я понимаю задачи, которые должен решать. Когда художник работает самостоятельно в мастерской, он остается один на один сам с собой. Он придумывает картину, исполняет ее, решает определенные задачи и потом показывает то, что он создал зрителю. Другой вопрос - как зритель это понимает и оценивает. Уже потом художник оценивает, а понял ли его зритель? А выполнил ли он ту задачу, которую перед собой поставил? А справился ли с теми требованиями, которые сам себе и предъявил? Здесь не схалтуришь, как в коллективе. Когда художник сам работает над своей картиной, он понимает: если не сделает сам, никто не сделает. Не придет никакой преподаватель, художник сам должен сделать все полностью – увидеть; нарисовать; развить; увидеть, что не так; как будет лучше по цвету; как – правильно анатомически. Все должен делать один человек, человек-пароход, человек–оркестр. Так художник, который занимается творчеством, сам задумывает музыку для оркестра, и эта музыка должна звучать единой мелодией.
Каждый художник работает в мастерской. Есть определенные закономерности в природе, увидев и поняв которые, можно не писать картину с натуры. Важно как можно чаще писать этюды, наблюдать природу, это как для спортсмена - делать зарядку. На пленэре нужно настраивать палитру. Все всегда зависит от того, что пишет художник. Тема диктует исполнение.
Конечно, важно мнение всех. Для меня имеет значение, что думает мой учитель, что скажет зритель. Помню, как однажды я пришел посоветоваться к художнику Виктору Ивановичу Иванову, родоначальнику сурового стиля, показал свою картину, и он, посмотрев, сказал: «Не слушай никого. Советчиков много, но все они, как правило…». Я так не считаю, конечно. Но художник как режиссер: если он считает, что так интересней, так выразительней, так будет лучше соответствовать замыслу - нужно делать именно так. Конечно, интересно, как потом реагирует зритель, но когда художник сформировался, он должен делать не как кто-то подумал, а так, как он считает нужным. Проблема «художник и зритель» всегда существует.
Как правило, по-разному. Есть такая байка: Суриков увидел черную ворону на снегу, и к нему пришел замысел «Боярыни Морозовой». Но в этом есть какая-то правда. Художник - впечатлительный человек, он может увидеть что-то, даже краем глаза, скользящим взглядом, и его это может натолкнуть на определенный образ картины. У меня, например, есть картина «Волчья яма». Я вечером увидел закат, горящий весенний снег, и написал ее. Можно просто увидеть какое-то пятно, небо, стертые старинные ступеньки, историческое сооружение – башню, храм, купол, окно резное, книгу или вещь, которая принадлежала какому-то историческому деятелю, и так придет замысел композиции.
Сейчас я не помню таких случаев. Но мы развиваемся, сегодня я скажу «нет», а завтра - «да». Я недавно интересную вещь узнал, что художник Абакумов в своих работах иногда шел от названия. Полгода назад я бы сказал: «Это не правда и так не бывает», а оказывается - бывает. Из каждого правила есть исключения.
По-разному, можно за вечер написать, а можно и за год. Все зависит от того, какая картина и какая задача. Можно год целый думать, делать эскизы, а потом за неделю написать. А можно год работать над картиной, но потом в один день прийти, что-то увидеть и за один день все переписать. В искусстве не надо ничего высчитывать, нужно идти от ощущения. Наше внутреннее природное понимание красоты, которое развивается постоянно профессиональными художниками, всегда подскажет нам правильный путь. Мы интуитивно можем поставить точку там, где будет золотое сечение. Просто интуитивно, ничего не объясняя и не высчитывая.
Конечно, важно. Необходимо, чтобы все работы были у художника. Живя со своими работами, художник смотрит, как он развивается в творческом плане, а это бывает сложно проследить. Нужно иметь свой фонд, который нельзя продавать, который должен быть неприкосновенным. У меня со студенчества была своя папочка с лучшими рисунками. Мастерская художника – это мир, в котором он спасается от московской суеты. Привез, например, художник с Южного Урала пейзаж, и он греет его, дает положительный импульс для творчества. Важно жить в этой среде, в этом мире, который называется «искусство», и ценить в себе это качество. Нужно ценить не себя в искусстве, а искусство в себе. Тогда всю жизнь можно прожить интересно. Любить надо искусство и любить свою профессию.
Предположить можно все, что угодно. Но в человеке со временем формируется определенный стержень - что хорошо, что плохо. У меня есть одна картина, «Зимняя сказка» - это почти абстракция. Но это красиво! Художник стремится в каждой работе открыть что-то новое, и вот это движение, может быть, и приведет меня к какому-то лаконичному языку. Но это будет не перфоменс и не абстракция в чистом виде. У реализма тоже рамки огромные, реализм - это и Снайдерс, и Фешин. Но качество разное. Реализм - это огромное понятие. Главным образом, это реальность, какой мы ее видим, возможность на двухмерном пространстве передать трехмерное. Это всегда изображение реальных событий и персонажей и предметов таких, какие они есть или были.
Это интересный вопрос, но на него очень трудно ответить честно. Например, взял бы – да и купил себе на него Измайловский остров с музеем. Для меня искусство – это не все; главное – это сама жизнь. Чем Вы любите заниматься в свободное время, может быть, у Вас есть какое-нибудь хобби? В свободное время я всегда стараюсь писать этюды. Мне всегда хочется вырваться на пленэр, почувствовать и передать, как меняется состояние природы. Также мне нравится собирать старинные вещи . Но это не коллекция, эти вещи – герои моих произведений.
Планов у меня масса. Но планы на картину – это как мечта: если я расскажу, она не сбудется. О планах не говорят, да и не хочется говорить. Самое главное - у меня есть мечта.
Приходите на выставки чаще, будьте добрее и снисходительнее к художнику. Художник - тоже человек. А чтобы понять, какой это труд, нужно взять кисти и попробовать сделать то, что делает художник. Ведь художник сам себе самый строгий судья, он решает, что можно отдать на суд зрителей, а что - нельзя.
Виктор Маторин не только очень хороший талантливый художник, но и очень хороший человек. И это здорово, потому что стать хорошим человеком гораздо сложнее, чем стать хорошим художником. Мы живем в социуме, и важно не только то, что делает человек, но и то, как он это делает. Возможно поэтому так часто многие художники и зрители высказывают восхищение по поводу его организаторских способностей и обаяния, но забывают отметить художественные достоинства его произведений, которые несомненно заслуживают высокой оценки.
Беседовала с художником историк искусства Юлия Чмеленко |
